Так же хорошо Алексей разглядел берберийцев, которые в большинстве своем составляли отряд Безари, видел их сальные волосы, неопрятными космами выбивавшиеся из-под головных уборов, длинные редкие бороды, широкие и короткие носы, раскосые, будто распухшие, глаза.

– Почему же я тебя не запомнил, а, Зенон? – повторил свой вопрос Ремез.

Михаил видел, что Алексей нервничает, излишне возбужден, жевал табак так, будто переминал во рту гвозди. Бесполезно успокаивать его, это состояние пройдет, когда начнется боевая операция. Поэтому он ответил приятелю, подражая его шутливому тону:

– Потому что ты молодой был, неопытный.

Ремез отозвался не сразу.

– Извините, поручик, запамятовал-с... Именно по молодости я его и упустил. Зато в этот раз он не уйдет. – Ремез хищно прищурился. – Я его и в Гиндукуше достану.

Порой Алексей забывал, что полтора года не видел товарищей. Причина тому простая: мысленно он жил с ними каждый день и час, набирался опыта, становился взрослее.

И вот он снова в своей стихии: в пропыленном камуфляже, с лицом под коричневатой соляной коркой от пыли и пота; в изодранных о камни руках автомат.

– Пора возвращаться, Леха.

Ремез поднял указательный палец.

– Смотри, Зенон, похоже, Безари куда-то намылился. Точно, садится в джип. Не разберу, что за марка. Что-то знакомое.

– Да «Нива», только без крыши.

– Точно. Надо же так изуродовать машину...

В «Ниву», кроме Безари, сели три человека. Еще два таких же модифицированных внедорожника с вооруженными боевиками уже выезжали из кишлака, беря направление на юг.

– К границе подался, – процедил Алексей, – наверняка на встречу с афганцами.

– Не с пограничниками же, – заметил Зенин.

– Интересно, – продолжил Алексей, – вернется он к вечеру?

– Черт его знает... До границы недалеко, но дорога поганая. И какие у него там дела, прежние?

– Как обычно: наркотики, оружие. Кроме «Нив», легковушек у них нет. Так что мы узнаем, вернулся Безари или нет. С одной стороны, это хорошо, с другой – погано.

Михаил промолчал, продолжая следить взглядом за «Нивами».

Алексей оторвался от бинокля.

– Все, Зенон, возвращаемся.

Они проползли через нагромождение камней около двухсот метров и только после этого, обозрев окрестности в бинокли, поднялись и перешли на спокойный бег.

49

Игорь страдал с новой силой. Одни и те же вопросы и ответы.

А как же другие, кто годами находится в плену?

«Не знаю... Может быть, я уже давно надломлен, с тех самых пор, когда стал проклинать свою работу...»

Игорь десятки раз повторял эти слова. Поймал себя на мысли, что не меняет даже их порядок, словно заучив наизусть чей-то текст.

Порой он завидовал подполковнику Евдокимову из отдельной дивизии оперативного назначения внутренних войск России. Евдокимов провел в чеченском плену семь месяцев – в сарае, прикованный наручниками к железной балке.

Судьба подполковника решалась долго. Вначале ничего не было известно о месте содержания пленника, его около трех месяцев перевозили с одной чеченской базы на другую. Потом разведка получила более-менее конкретные данные: Евдокимова держат в тридцати километрах южнее Шали.

Началась работа по уточнению данных, перепроверка. Потом пришло требование от боевиков, они настаивали на том, чтобы обменять русского офицера на танк или БМП: то «в придачу к бронемашине требуем присоединить двадцать стволов «АКМ» и боеприпасы к ним». Судя по заявлению, группа боевиков насчитывала не больше двадцати человек. Банды покрупнее предлагали обычно «живой» обмен.

Операция по освобождению Евдокимова стала последней боевой для Орешина. Он видел недовольные лица начальства, когда старшим группы поставил самого себя. В их глазах он невыгодно отличался от своих подопечных, «Черных беркутов»: если раньше он был чуть ниже среднего роста, то сейчас казался маленьким, полковничьи погоны делали его сухим, нервным, истощенным – это не его определения, а начальства. Однако он настоял на своем, получил приказ, данные разведки и вылетел с группой бойцов в Дагестан. В населенном пункте Ботлих их поджидал транспорт – многоцелевой всепогодный вертолет «Ка-32», почти гражданская машина; но от транспорта требовалось только забросить спецгруппу, а затем подобрать. Однако она была прилично нашпигована тепловыми ловушками на случай угрозы тепловых снарядов.

В 2.30 по местному времени пилот вертолета поднял машину и вылетел курсом северо-запад. На высоте две тысячи, когда машина достигла отметки 43° точно северной широты и 45° 44' к востоку от Гринвича, десять десантников покинули свои места. Предпоследним прыгнул Орешин, за ним Саша Гвоздев.

– Точно попали. – Орешин отметил время сбора отряда. – Пролетели бы еще метров пятьсот, и Сашку пришлось бы снимать с горы.

– Водила хороший попался, – констатировал Ремез.

Вертолет прошел над базой чеченских боевиков, не снижая скорости, на приличной высоте. Над базой он не кружил. Если боевики и засуетились сейчас, поднятые на ноги ночным секретом, вскоре успокоятся. Заснут не сразу, некоторые только к утру, значит, спать будут дольше.

До рассвета оставалось около часа. В темноте можно было наткнуться на «растяжку» [9] , однако продвигаться, освещая себе путь фонариками, глупо, не за тем прибыли сюда.

Судя по карте, расстояние до базы боевиков составляло около семи километров. Если двинуться в путь с восходом солнца, через час можно занять места в соответствии с планом разработанной операции. Вряд ли малочисленный отряд чеченских боевиков выставляет посты вдалеке от лагеря. В двенадцати километрах к востоку, у безымянной горной речки находится еще один лагерь боевиков. «Почистить» бы и его – наверняка там пленные, наши солдаты, но не хватит времени, отход расписан по минутам.

«Ладно, в следующий раз», – думал Орешин. Хотя такая близость чеченской базы подмывала совершить решительные действия.

«Так, – снова продолжил размышления командир, – по плану нам надлежит двигаться по пересеченной местности. В темноте опасно, можно налететь на «растяжку», поэтому начало продвижения приурочено к рассвету. А что, если...»

Орешин четко представил себе карту местности. К Шали сходятся два хребта – Скалистый и Сунженский. На севере Шали соединен с Аргуном обычной автомобильной дорогой, в обратном направлении она ведет к чечено-дагестанской границе. Строго на юг, вдоль реки, также проходила дорога, она соединяла Шали с Советским и далее с Хал-Килой. До базы боевиков, где прятали Евдокимова, дорога не доходила примерно с километр, оставляя ее в стороне. Если более точно, то восемьсот метров. Это расстояние отмечено на карте даже не как грунтовая дорога, а как тропа. Притом по ней можно проехать на машине. Что, собственно, боевики и делали, выезжая на основную трассу.

Если тронуться в путь сейчас, но не по пересеченной местности, а выйдя на автодорогу, то можно добраться до чеченского лагеря к рассвету и взять боевиков на заре. Сэкономить час. А дальше...

Мысль о соседнем лагере боевиков не давала Орешину покоя. Каких-то двенадцать километров. И столько же чеченцев. Ну пусть их будет пятнадцать, двадцать.

Мысленно он уже нарушил приказ командования, хотя пока не решился довериться своим бойцам – только слово скажи, сразу одобрят.

Орешин не знал, как ему поступить. «Другой раз», о котором он думал, может затянуться на месяцы, годы. К тому времени большинство пленников будут мертвы. К тому же еще одна вещь не давала покоя командиру «беркутов». Ясно, что Евдокимов был не единственным русским в лагере, было очевидно, обычно на базах держат до пяти-шести пленников, они готовят, стирают, служат развлечением для боевиков. И вот пленники исчезли, а остались трупы чеченцев, которых вскоре обнаружат в лагере их товарищи по оружию. Налицо силовая акция российских спецслужб. Ближайшая база в двенадцати километрах, на русских пацанах тотчас отыграются. На других базах вряд ли, а вот на ближайшей... Могут изобрести что-нибудь показательное, изуверское, которое не раз видел командир и его бойцы во время боевых операций на Северном Кавказе.