Его сознание меркло. Спорышев ничего не соображал, когда, избив до полусмерти жену, устраивал дома погромы.

Один раз соседи вызвали милицию, его забрали. Однако жена не написала заявления. Его отпустили через трое суток. И еще столько же он не пил, убеждая жену, что завязал, готов закодироваться, зашиться, только бы они снова были вместе.

Внезапно Спорышев вспомнил все: сын стоит перед ним, а он, крепко взяв его за руку, заплетающимся языком спрашивает: «Ты боишься меня?», а тот отвечает: «Да». Даже секунды не подумал. Это жена науськала его, он еще маленький, чтобы разбираться в жизни. И отец ударил его.

Боишься?!

Снова провал, и только посиневшие от побоев, безмолвные лица перед глазами. Наверное, он отключился, раз не помнит, как она вызвала бригаду с санитарами. Пришел он в себя, когда ему вкатили блокаду сульфазина – оливковое масло с горючей серой: в руки, ляжки, ягодицы. Через несколько часов он не мог пошевелить пальцем, чтобы не закричать от нестерпимой боли. И каждый день сульфазин, до сих пор; «заменитель печали».

Сука! Тварь безмозглая! Ну ничего, скоро я вышибу твои мозги!

Нина Спорышева отвела сына в детсад и направилась к автобусной остановке. Она работала на хлебобулочном комбинате, начинала работу рано. Мальчик в это утро, как всегда, оказался первым в группе, не было и воспитателей, его встретила нянечка. Он вежливо поздоровался с няней, прошел к своему шкафчику, на котором был наклеен смешной кролик, и, обернувшись, помахал матери.

Она ответила ему от порога, дольше обычного задержав на нем свой взгляд. Развернулась и вышла, почувствовав, как на глаза набегают слезы. На лестнице столкнулась с мужчиной. Тот поднимался по ступенькам, держа за руку сына. Тот что-то говорил отцу:

– Папа...

Нина ускорила шаг.

Когда к остановке подъехал девятый номер автобуса, она вдруг спохватилась: забыла дома продукты, которые в обед собиралась отнести мужу в больницу. Посмотрев на часы, она секунду поколебалась. Можно было купить что-то и по дороге, но сверток она оставила на столе, а там колбаса, вареные яйца. На дворе жара, пропадет до вечера.

Пять минут до дома, пять обратно, подумала Нина и, махнув рукой водителю автобуса, который, видно, ждал ее и не закрывал двери, поспешила к дому.

Входя в подъезд, Спорышев еле сдерживался. Слишком долго подниматься на третий этаж.

На пороге своей квартиры он встретил ее, Нина, стоя у двери, закрывала замок.

Спорышев поднимался очень осторожно, но она почувствовала чье-то присутствие и повернула голову. И тут же изменилась в лице. Приоткрыв рот, она смотрела в безумные глаза мужа. Брызжа слюной, он прошипел ей в лицо бранное слово и достал из-под майки пистолет.

31

К утру все были в сборе. Снова квартира на Большой Песчаной оказалось густо заселена: включая Кавлиса, девять человек.

– Только бы Евсей не подвел. – Майора не оставляли сомнения относительно сделки.

– Не подведет, – успокоил Ремез. – Ему выгодно сбагрить крупную партию оружия.

– Будем надеяться... – Николай задумчиво нахмурил брови. – Вот что, хлопцы. Готовьтесь в дорогу, а я схожу в прокуратуру попрощаться с братом.

Аксенов был у себя в кабинете.

– Я думал, ты уже уехал, – несколько суховато произнес он. – У сослуживца живешь?

Николай кивнул.

– Пришел попрощаться, в обед уезжаем. А ты чего не в настроении?

– Да так... – отговорился Аксенов. – Дела неважные. Слышал, наверное, у нас маньяк объявился?

– Ты говорил, у вас их целая группа. Что, опять ограбление?

– Нет, в этот раз заложники. Из психушки сбежал один ненормальный, некто Спорышев Валентин Михайлович. Он завалил охранника, отобрал служебный револьвер и сменный барабан к нему, отправился домой и убил свою жену. Хорошо еще, что она успела ребенка в детсад отвести. И вот парадокс, Николай: обычно люди, когда слышат выстрелы, стараются инициативу не проявлять, из квартир не высовываются, а тут соседи выходят на площадку. Может, это и правильно, с одной стороны, но с другой...

Аксенову показалось, что брат не слушает его. Но Николай поймал его взгляд и кивнул: продолжай.

– Короче, этот псих застрелил своего соседа, ворвался в их квартиру и сейчас удерживает в заложниках женщину и двух малолетних детей.

– Это дело передали тебе?

– Слава богу, нет. У меня их предостаточно. С бандой никак не разберусь. Чувствуется, профессионалы, но вот кто и откуда... Сейчас работаю в этом направлении, выясняю, кто из бывших бойцов войск специального назначения проживает в городе. Хотя тут сплошные «но». Они и сейчас могут проходить службу, а может, это гастролеры...

– Зацепки есть? – Николай постарался казаться безучастным.

– Так, по мелочам... – Аксенов ответил на телефонный звонок и неожиданно обратился к брату: – Слушай, Коля, ты же профессионал, спецназовец!

Кавлис рассмеялся.

– Никак, меня подозреваешь?

– Да я не о том. Ты заложников освобождал?

– Это моя профессия.

Следователь подобрался и в упор посмотрел на брата.

– Может, поможешь? ОМОН сейчас толпится возле дома с заложниками, пока на решительные действия не идут: ведут переговоры с этим психом.

Николай на секунду-другую задумался.

– Он выдвинул требования? – спросил он.

– Только одно: просит, чтобы ему привели сына. Кричит, что убьет всех, периодически показывается в окне с ребенком. Больше ничего. Вскоре может попросить вертолет.

Кавлис пропустил шутку мимо ушей и снова задумался.

– Какой у него пистолет?

Аксенов сделал неопределенный жест руками.

– Какой-то «ДОГ», по-моему, «один» – я в оружии не очень хорошо разбираюсь. Знаю только, что он разработан для охранных структур. Знаешь такое оружие?

Брат кивнул:

– Я знаю все виды оружия. «ДОГ-1» – специальный пятизарядный гладкоствольный револьвер с тремя нарезами в дульной части для стабилизации пули. Калибр крупный, как у охотничьего ружья, – 12,5 миллиметров.

– Ого! – воскликнул Аксенов. – Немудрено, что Спорышев с одного выстрела уложил своего соседа. Так поможешь? Я созвонюсь сейчас с ответственным за операцию по освобождению.

– Времени у нас мало, но посмотреть обязан.

– Точно? – Аксенов уже снимал трубку. – Я с тобой.

32

Дом номер 36 по улице Суворова был оцеплен нарядами милиции. С торца дома, привлекая всеобщее внимание, стояла бригада ОМОНа; несколько бойцов разместились под окнами квартиры, где были взяты заложники.

Показав милиционеру в оцеплении удостоверение советника юстиции, Аксенов кивнул на Николая:

– Он со мной.

Они прошли к многочисленной группе людей, среди которых следователь без труда узнал начальника УФСБ по Новоградской области подполковника Куренкова, приземистого, с лохматыми бровями, чем-то похожего на молодого Брежнева.

– Приветствую, Евгений Петрович, – Аксенов пожал подполковнику руку. – Познакомься с моим братом.

Куренков недовольно кивнул Кавлису, буркнув, не скрывая раздражения:

– Не очень удачное время для знакомства. – Он указал глазами на раскрытое окно третьего этажа.

– Как раз наоборот, Евгений Петрович, – возразил следователь. – Николай – заместитель командира бригады особого назначения, человек опытный.

– Ну и что? – Куренков пренебрежительно посмотрел на майора. – Справимся своими силами, без советчиков.

– Раз уж разговор зашел, может, спросишь, в каких войсках он служит? – Аксенов не сдержался и выпалил: – Департамент «А», между прочим. Управление по борьбе с терроризмом.

После секундного раздумья подполковник протянул руку.

– Ваши документы.

Принимая от Кавлиса удостоверение, Куренков, нарочито затягивая процедуру ознакомления с документом, отдал какие-то несущественные распоряжения и только после этого раскрыл красные корочки. Возвращая их хозяину, он немного смягчился.